«Письмо 139-ти»

http://chtoby-pomnili.com/page.php?id=552

В 1968 году после «пражских событий» закручивание гаек усилилось. В связи с этим 139 представителей разных слоев населения УССР обратились к руководству страны (Брежневу, Косыгину, Подгорному) с письмом известным как «Киевское письмо» или «Письмо 139-ти». Документ был опубликован на Западе и получил широкий резонанс. С подписантами началась воспитательная работа от душеспасительных бесед на парткомах до публичной травли, увольнений и арестов. Многие под давлением отказывались от подписи.

Краснодонский музей «Молодая гвардия».

Поскольку письмо подписали и Горская, и Плаксий с Зарецким, для бригады наступили тяжелые времена. Борис Плаксий: «Мы оказались без заказов. Делали какие-то диафильмы. И тут на горизонте появился Володя Смирнов. Он знал нашу ситуацию, знал, в каком мы положении. И он начал на этом спекулировать, и спекулировал довольно-таки удачно. Алла это чувствовала. Но нужно было за что-то зацепиться, в определенном смысле реабилитировать себя. Иначе нас ожидала гражданская смерть — нас бы полностью лишили работы. Во всяком случае, заказов, которые отвечали нашему уровню». Не удивительно, что архитектор Смирнов пытался компенсировать свой риск от сотрудничества с проблемной бригадой. Ведь объект, над которым им предстояло работать, — Музей «Молодая гвардия» в Краснодоне — имел огромное идеологическое значение. В конце концов, Зарецкий сам предложил: если бригада получает заказ, Смирнов получает двойное авторство (как архитектор и как соавтор оформления).

Планировалось большое мозаичное панно «Знамя победы» («Эстафета») и роспись по фризу. Б.Плаксий: «Вместе разрабатывали замысел — художественную структуру. Формальную часть взяли у Аллы — потому что она уже полностью ее разработала. А потом, когда стали работать над конкретными образами в большом размере, то Виктор много рисовал».

Знамя победы, эскиз В.Зарецкого

Краснодон. Фрагмент картона фриза

В воспоминаниях Бориса Плаксия часто встречаются упоминания о ситуациях, в которых решительность Горской приводила к достижению, казалось бы, недостижимого результата. Во время работы над рестораном «Украина» в Мариуполе после утверждения эскизов Борис, обратив внимание, что при разработке панно «Бориветер» не учтены особенности архитектуры и освещения, предложил другой вариант. Горская поддержала его решение. А когда разразился скандал, взяла ответственность на себя. Панно отстояли. Эскизы оформления «Витряка» Зарецкий вообще отказался нести на утверждение, считая, что нет смысла и пытаться. Они с Горской даже повздорили. В результате защищать работу пошла Алла с Борисом, и проект был принят.

Так же случилось и в Краснодоне. В.Смирнов провел работу по планам ЦК комсомола Украины. Конкурс выиграли, но окончательного разрешения не получили. Начали работу за свой счет и на свой страх и риск. Б. Плаксий: «Стелу сделали фактически нахрапом. И снова благодаря такому характеру как у Аллы... Все бы сомневались и колебались — пока нам разрешение дадут, пока то, да се... Аллина решимость заставляла ехать на место, готовить стенку, доставать материалы».

Но не зря нервничал Смирнов, не зря пытался уговорить Зарецкого не упоминать Горскую и Плаксия в документах. Обработка подписавших «письмо 139» продолжалась. К Виктору как коммунисту относились чуть снисходительнее. Ему приходилось отбиваться на партбюро. Оставшись в партии, он избавлялся от угрозы исключения из СХ. В конце концов, Зарецкий написал свое покаяние и получил строгий выговор вместо исключения. Горская подпись снять отказалась. Ее снова исключили из Союза художников (как раз, когда решалась судьба краснодонского заказа). Алла писала Заливахе: «От нас требовали покаяния, а мы (Горская, Семыкина, Севрук — О.Н.)никак не могли понять, почему должны быть блядями. Я осталась с твердым убеждением, что Советская власть держится не на блядях».

На этом «воспитание» не закончилось. Чтобы спасти работу и избавить от неприятностей мужа, пришлось отказаться от авторства. «...меня лишили авторства, потому что: «дашь покаяние, дадим авторство». Работать могу, а вот имени своего носить не могу. Перехожу на нелегальную работу. Да здравствует подполье в монументальном искусстве».

Тем не менее травля продолжалась. Б.Плаксий: «Тяжелое, темное, что выползало тогда отовсюду, увеличивалось и увеличивалось. То состояние, страшные предчувствия почти не возможно передать. (...) Но на Алле это не отражалось, я этого не чувствовал. Она держалась твердо — трезвости и оптимизма у нее хватало. Может, таким натурам, как она, этот «перец» был необходим в жизни. Она еще больше становилась сама собой. Ее убежденность в своей правоте становилась еще большей. Раскаяния и растерянности не было, даже после сильных стрессов».

Над краснодонской мозаикой постоянно висела угроза уничтожения. Пытались организовывать дополнительный конкурс и отобрать заказ, затем признать мозаику несоответствующей каким-то требованиям и сбить. Шла война между руководством комсомола области, которое поддерживало Смирнова и было заинтересовано в Мемориале, и Союзом художников и Министерством культуры, добивавшими неугодных. Выручил случай. Находившийся в Луганской области В.Щербицкий, тогда Председатель совета министров УССР, заехал в Краснодон. Строящийся музей ему понравился. Говорили, он даже дал поручение использовать краснодонский опыт в строительстве дворца культуры «Украина» в Киеве. Весной 1970 года почти двухлетний марафон закончился. Мозаика выполнена. Фриз, к которому были уже готовы картоны, расписать так и не дали. Архитектор В.Смирнов получил премию им. Н.Островского.

читайте полную версию:  http://chtoby-pomnili.com/page.php?id=552